У нас в области лесного хозяйства нет целей — поэтому мы не знаем, куда идти. На фото: Павел КРАВЕЦ, доцент кафедры лесного менеджмента Национального университета биоресурсов и природопользования, председатель «Общества лесной сертификации в Украине», директор национального представительства Лесного попечительского совета (FSC) знает, почему дискуссия о лесе больше похожа на войну. Все дело в том, что стороны даже не понимают языка друг друга.
В Украине имеется одна очень странная и необычная государственная отрасль — несмотря на все кризисы, до последнего времени она была экономически эффективна даже в депрессивных регионах. Более того — там это нередко единственный стержень, который обеспечивает выживание местных общин. Она, что поразительно, плановая, и планы эти невероятно стабильны. У этой отрасли есть даже уникальный в своем роде, дееспособный, массовый и активный профсоюз — рудимент, давно забытый или деградировавший в других сферах. И даже после перечисления этих характернейших признаков мало кто угадает, что речь идет о лесном хозяйстве.
Сегодня украинский лес готовится заменить в медийном поле поднадоевшие «янтарные войны» — потенциал жестоких конфликтов, непрерывных скандалов, преступных действий и теневых миллионов у этой благодатной темы неисчерпаем. Вместе с тем о реальной ситуации в данном секторе, похоже, не имеют понятия даже в Кабмине — судя по судорожным и нелогичным административным рывкам и подергиваниям. Так, если в прошлом году с большой помпой в стране был принят 10-летний мораторий на экспорт леса-кругляка, то сегодня правительство готовит мероприятия по его не менее громкой отмене.
Не посажено — не считается
— Прежде чем обсуждать отрасль, давайте определимся — а генерируется ли вообще в Украине достоверная информация о состоянии лесного фонда?
— Законом предусмотрено ведение государственного лесного кадастра. Если руководствоваться нормативами, то не менее чем раз в 5 лет у нас должна проводиться общая инвентаризация лесов — чтобы знать их площадь, возраст, породную структуру и прочие количественные и качественные характеристики. К огромному сожалению, требования закона не выполняются — государство не выделяет средств на такую деятельность. Последний раз полноценная процедура кадастра проводилась 20 лет назад, в 1996 г.
Упрощенный же учет последний раз проводился в 2011 г. Кроме того, такая частичная информация была собрана лишь по тем лесным хозяйствам, которые входят в сферу деятельности Государственного агентства лесных ресурсов — а это лишь 68% наших лесов. Достоверная информация о 32%, которые находятся в руках других собственников, отсутствует.
Но существует и другой источник информации — так называемый учет лесов. Планирование хозяйственной деятельности на каждом лесном участке осуществляется во время лесоустройства. Оно проводится специализированной государственной проектной организацией — Укргослеспроектом — раз в 10 лет.
Вся количественная и качественная характеристика лесных участков накапливается в единой базе данных. Проблема в том, что данные лесо-устройства разбросаны по всему десятилетнему периоду. А отсутствие государственной поддержки и собственных средств предприятий приводит к тому, что для значительной части территории лесного фонда эта информация также является устаревшей.
— Давайте тогда упростим вопрос до предела — можно ли считать верной официальную цифру лесистости Украины (т. е. площади, покрытой лесом) примерно в 16%? Ведь красивый рост по сравнению с прошлыми, более низкими цифрами был достигнут банальным изменением методики подсчетов.
— Общий показатель лесистости я как профессионал вообще сегодня не взялся бы оценить.
Правда, надо сказать, что средний показатель — это как средняя температура по больнице. Регионы Полесья и Карпат по уровню лесистости вполне сопоставимы с соседними странами Европы. В то же время мы не вправе ожидать значительной площади лесов, когда речь идет о Степи.
Если же говорить об особенностях отечественной методики расчета, то здесь есть элемент лукавства. Действительно, к лесам были отнесены полезащитные лесные полосы. При этом они не были переданы в постоянное лесопользование, то есть у них нет хозяина! За ними никто не ухаживает, их никто не охраняет, они брошены на произвол. Их фактическое состояние неизвестно, но понятно, что оно плачевное. Таких «лесов» у нас почти 800 тыс. га.
Реальное же повышение процента лесистости обеспечивается двумя основными путями. Первый — это посадки лесов на тех землях, которые вышли из сельхозпользования. К сожалению, тут существуют проблемы, связанные как с финансированием этой работы, так и с сопротивлением органов местной власти, не желающей расставаться с земельными участками, — ведь их нужно передавать в лесной фонд. В результате площади ежегодно высаживаемых лесов в последнее время резко сократились.
Но мы не замечаем другую тенденцию. Огромные уже распаеванные площади сельхозземель остались брошенными. Некоторые из них успели самостоятельно зарасти молодым лесом. Парадоксально, но эти территории не учитываются статистикой.
— Так ведь они формально не имеют статуса лесов, ничем не защищены — и собственник земли в один момент и без всяких согласований может их уничтожить.
— Да, это так. Но если посмотреть неформально, то иногда на территории, которая официально считается лесом, деревьев нет, а на соседнем участке, имеющем статус сельхозугодий, — там растет молодой лес. И если брать очень приблизительную оценку, то таких неофициальных, неучтенных лесов у нас уже до 0,5 млн. га.
— Госпрограмма «Леса Украины», принятая в 2002 г., предусматривала создание 565 тыс. га новых лесов до 2015 г. Она, похоже, с треском провалилась?
— Да. На первом этапе ее реализации (2002—2009 гг.), действительно, план выдерживался. Но в период с 2010-го по 2015 г. амбициозные показатели оказались неподъемными. На фоне проектных показателей по созданию новых лесов на площади около 430 тыс. га объемы фактически созданных лесов уменьшились в три(!) раза по сравнению с предыдущим периодом ее действия.
Государство по сути отказывается от своих обязательств перед гражданами по обеспечению безопасной для жизни и здоровья окружающей среды. Ведь финансирование создания новых лесов и мероприятий, связанных с уходом, охраной и защитой всех иных лесов, из государственного бюджета (напомню, что это средства налогоплательщиков) в 2016 г. было полностью прекращено.
В одном из проектов документов по продолжению программы на период до 2020 г. заложены скромные 25 тыс. га новых лесов. Это меньше, чем годовой объем ранее!
— Но сколько лесов нам на самом деле нужно?
— Учеными давно определен этот показатель для Украины. И если мы приблизились где-то к 16%, то оптимальной планкой является 20—22%. Этот показатель имеет свою четкую дифференциацию по регионам. Если для Карпат его нужно увеличить с 42% до 45%, то для Степи — с 5,3% до 9%.
Санитары леса
— Существует важная причина острого социального конфликта, обострившегося в последнее время. Представители лесхозов, хозяйственники видят за словом «лес» сырьевой объект. Обыватель понимает под этим словом некую непреходящую ценность — экологическую, культурную, ландшафтную, рекреационную. Когда эти люди встречаются, они не просто имеют разные цели — они говорят на разных языках. Где здесь возможен компромисс? Должен ли лесопользователь отказаться от взгляда на лес лишь как на источник древесины?
— Это вечная проблема. Лесопользователь рассматривает лес как объект приложения своей производственной деятельности. И экономическая успешность в системе сложившихся отношений является необходимым условием не только существования отрасли, но и леса!
Ведь средства от продажи леса направляются на его восстановление, уход, охрану, защиту и выполнение целого комплекса иных мер. Во многих регионах Украины лесная отрасль — единственная государственная отрасль, которая до последнего времени работала экономически эффективно. Это более 50 тыс. работников, получающих «белую» зарплату. Соответственно, это серьезные налоги и отчисления, в том числе в местные бюджеты. По многим регионам это бюджетообразующие предприятия! И если директор лесхоза, не дай бог, пропустит на один день какое-нибудь отчисление — все инспектирующие органы немедленно нагрянут.
Какая парадоксальная ситуация сложилась в отрасли в последние десятилетия? У нас количество эксплуатационных лесов, в которых разрешены хозяйственные рубки, непрерывно уменьшается. Количество лесов, имеющих природоохранный статус, или же тех, где наложены ограничения на рубки, стабильно растет — за последние 50 лет оно выросло в разы. Но плановые финансово-экономические показатели предприятий, планка отчислений в бюджеты и не думают уменьшаться!
Таким образом, перед лесхозами поставлена противоречивая цель — достичь лучших экономических показателей при усиливающихся ограничениях рубок как по объемам, так и по площади.
На данный момент нет иных источников финансирования лесного хозяйства. У общества все больше возрастает запрос в иных, «не древесных» полезностях леса: рекреация, туризм, культурно-оздоровительные, эстетические и иных функции. Люди не хотят видеть пеньки. Экологи настаивают на увеличении площади заповедания лесов как объектов, выполняющих важные экологические функции.
В цивилизованном мире давно найдены механизмы и инструменты, позволяющие отыскать общественный консенсус. У нас же такие институты — в зародышевом состоянии.
— Одна из проблем кризиса в отрасли — то, что лесное хозяйство это очень длинные деньги, длиннее, пожалуй, просто не бывает. А мы находимся в ситуации, когда собственник часто не в состоянии планировать деятельность даже на пару лет, не говоря уже о десятилетиях или столетиях. Не это ли причина того, что сегодня из лесного фонда вымываются легкодоступные активы — под видом «санитарных рубок»?
— Очень правильный вопрос. Как должна функционировать лесная отрасль? Поскольку полный цикл производства — это многие десятилетия и даже более ста лет, именно государство длительное время брало на себя вопросы финансирования и инвестирования. При планово-административной системе до 60% средств шло из госбюджета — на посадку, уход, защиту, охрану и т. д. Учитывая чрезвычайно длительный период производства, расчет инвестиционной привлекательности осуществлялся из расчета 2—3% годовых. Конечно, такая процентная ставка неинтересна частному бизнесу. Кто согласится ждать десятки лет возвращения вложенных средств и получения таких мизерных процентов?
Понятно, что это забота должна ложиться на государство и его предприятия. Но в последние десятилетия доля бюджетного финансирования сократилась до 20%. Все эти средства преимущественно шли лишь на юг и восток страны, где все рубки являются убыточными, а лесное хозяйство — дотационным.
При этом помним, что количество лесов, в которых разрешена эксплуатационная рубка, постоянно сокращается. Таким образом была искусственно создана ситуация, при которой лесопользователь вынужден сокращать расходы. На чем он будет экономить? На экономически убыточной деятельности. Это, например, рубки ухода за лесом в молодом возрасте.
Если не были выполнены все необходимые мероприятия — насаждения входят в более старший возраст ослабленными. Накладываются другие неблагоприятные природные и антропогенные факторы. Мы наблюдаем участившиеся случаи ветровалов, снеголомов, ледоломов, наводнений и т. п. как проявление климатических изменений. Уменьшение количества осадков, повышение температуры и более засушливый климат способствуют массовому размножению лесных вредителей, распространению болезней. Лес начинает усыхать. В результате площади санитарных рубок возросли в стране во много раз!
— Разве все санитарные рубки оправданы такой «идеальной схемой»? Чаще говорят о том, что они используются лишь как формальное прикрытие хищничества.
— Нет, конечно, это только объективные факторы, которые нельзя игнорировать. Но существуют и субъективные. Нарушения есть, и это не единичные случаи.
Как я говорил, в условиях все больших ограничений и одновременно растущих ожиданий по повышению отчислений выполнение контрактных обязательств подталкивает к поиску оснований для проведения санитарных рубок. И здесь вопрос к совести и профессиональной чести работников лесного хозяйства, а также ответственности первых руководителей отрасли, которые должны предложить выход из сложившейся ситуации и вести честный диалог с обществом.
Есть такой экономический закон: в условиях комплексных социально-политических кризисов наибольшие потери несет природный капитал.
— Недавно был введен запрет на санитарные рубки в лесах природно-заповедного фонда. Насколько это оправданный шаг? Ведь известно, что во многих нацпарках около 90% всех поступлений обеспечивает именно продажа древесины.
— Финансирование, которое выделяется для поддержания объектов природно-заповедного фонда, позволяет в лучшем случае выплатить зарплату работникам и обеспечить часть коммуналки. Ожидания по увеличению собственных средств за счет иных поступлений, нежели от продажи древесины, не оправдались. Напротив, нацпарки стали еще более зависимы от государственного бюджета.
Я более чем уверен, что любой запрет не достигнет поставленной цели. Это популизм — пришедшее правительство просто демонстрирует свой «серьезный настрой». Конечно, проблема есть. И в каждом конкретном случае нужен индивидуальный подход. Вопрос о санитарных рубках в нацпарках и заповедниках должен решаться с помощью широкой комиссии, куда вошли бы, кроме нынешних специалистов, принимающих такое решение, представители управлений охраны окружающей природной среды, гражданские активисты, экологи, представители органов местного самоуправления и др.
— Так ведь все эти люди просто-напросто передерутся, комиссия окажется неработоспособной.
— Да, такая опасность существует. Может быть, какая-то часть и переругается. Но определенный процент таких комиссий сработается.
Сегодня любая рубка в глазах социума несет негативный посыл и выглядит незаконной — какие бы бумажные обоснования при этом ни демонстрировались. Я не вижу другого пути. Нужно людей везти в лес, показывать конкретные проблемы на конкретных участках, привлекать к принятию решений.
Как интересы, так и взгляды у всех разные. Проблема в том, что группы экологов, производственников, представителей местных сельских общин капсулированы в своих локальных информационных подпространствах, они не пересекаются и оттого не принимают во внимание интересы других. Эти группы должны общаться, научиться слушать друг друга, понимать проблемы друг друга и учиться взаимодействовать. Тогда будет повышаться личная и коллективная ответственность за принятое решение.
В противном случае непонимание будет неизбежно нарастать, а конфликт — углубляться и обостряться.
— Кроме хозяйственных рубок, огромное количество конфликтов вызывает то, что уничтожают леса в пригородной зоне мегаполисов — слишком лакомый кусок представляет собой такая земля. Не помог бы тут абсолютный запрет на отчуждение подобных территорий?
— Лесоводственной наукой все это уже продумано. Вокруг населенных пунктов формируется защитный пояс лесов. Они выполняют преимущественно рекреационно-оздоровительные и защитные функции.
Почему это не работает? Частный интерес и огромные барыши подминают структуры, призванные стоять на защите леса. В ход идет весь инструментарий, наработанный по незаконному отчуждению земель. Например, в прошлые годы Земельным кодексом было прописано, что областные администрации имеют право изменить целевое назначение леса и передать иному пользователю, если его площадь составляет меньше 1 га. Тогда, недолго думая, значительные лесные массивы делили на десятки и сотни мелких — и далее голосовали как бы за каждый отдельный участок! Налицо фальсификация — но требования закона были соблюдены.
После таких новаций на местах эту норму отменили. И теперь решение принимается на уровне Кабинета Министров Украины. Сложно поверить, что после этого пропало желание отчуждать леса. Просто возрастает цена вопроса. Поэтому я скептически отношусь к запретительным процедурам. Без развития всех общественных и социальных институтов они работать не будут. Надо сказать, что за последние два года произошли заметные изменения в лучшую сторону. Появилось много сообщений о судебных решениях о возвращении в государственную собственность территорий, которые были отчуждены с подобными нарушениями.
Также не исключаю альтернативу, когда пользователь или же собственник, в интересах которого отчуждаются леса, обязан восполнить все потери путем воссоздания лесов на новых землях, прилегающих к мегаполису.
Лес — не место для инициативы
— На парадоксальный вопрос, как сохранить экономическую эффективность при уменьшении площадей рубок, давался в свое время теоретический ответ — предполагалось, что лесхозы займутся переработкой заготавливаемой древесины, будут искать другие механизмы монетизации лесных ресурсов. Но этого не произошло. Почему?
— Иные виды пользования становятся более экономически привлекательны тогда, когда правильно выстроена бизнес-модель. А теперь посмотрите, как государство способствует построению такой модели: кроме того, что лесхоз платит все налоги и немалый сбор за заготовку каждого кубометра древесины, отдельно было принято решение обязать госпредприятия платить 75% дивидендов в госбюджет!
Поэтому даже если предприятие задумало развить какое-то направление, инвестировать средства в переработку или еще куда-то — откуда брать деньги? 75% чистой прибыли забирает государство! Средств на развитие просто не остается. К огромному сожалению, государство сегодня режет лесное хозяйство, как курицу, несущую золотые яйца.
Надо признать, что переработка древесины лесохозяйственными предприятиями оказывается менее экономически выгодна, нежели когда это делается частным бизнесом. Лесным предприятиям более выгодно продать необработанную древесину по справедливой рыночной цене, чем передавать ее по себестоимости в свои перерабатывающие цеха. Хотя, с другой стороны, в условиях кризиса и проседания рынка именно наличие собственных перерабатывающих цехов позволило диверсифицировать производство продукции и рынков сбыта.
Да, нужно искать другие способы монетизации лесных ресурсов. Невзирая на резкое социально-экономическое ухудшение в стране, существуют благоприятные предпосылки для развития рекреационного и туристического направлений. Здесь требуется комбинация как государственных, так и частных инвестиций. Однако решение сиюминутных и насущных проблем все еще достигается за счет древесины, которая генерирует доход.
— Один из вечных философских вопросов отрасли — кому подчиняться? Сегодня Голесагентство находится под Минагрополитики. Считаете ли вы вопрос переподчинения его Минэкологии заслуживающим обсуждения?
— Непринципиально, под каким министерством будет отрасль. Сегодня любой министр рассматривает подчиненные структуры лишь как ресурс, как средство повышения собственной значимости — а не как структуру, в которой нужно наладить эффективное управление.
Хотя, конечно, с точки зрения логики ассоциировать лесное хозяйство с аграрной отраслью лично мне сложно. Утверждение лимитов рубок главного пользования лежит на Минприроды. В структуре аппарата есть подразделения, которые профессионально занимаются вопросами лесной отрасли. Так что предпочтительным хозяином выглядит это министерство. Но опыт западных стран показывает, что это малозначимый вопрос — встречаются разные комбинации. Дело не в министерствах, а в правилах игры.
— В рамках нынешнего формата работы Гослесагентства существует определенный конфликт интересов: с одной стороны, эта структура должна управлять хозяйственной деятельностью, с другой — выполнять надзор. Хрестоматийный пример того, как быстро и эффективно вырастить коррупцию.
— Что самое удивительное, по формальному признаку разные функции — законодательная, контрольная и хозяйственная — уже разделены. За Минагрополитики закреплено формирование лесной политики. За агентством закреплены функции реализации этой политики.
Контрольные функции отданы экологической инспекции и областным управлениям, а хоздеятельность ведут предприятия.
Но это формально! Проблема заключается в том, что юридически только директор лесхоза несет ответственность за все те хозяйственные решения, которые принимаются на предприятии. Однако заключает годовые контракты с директорами агентство, и поэтому они зависят от всей вертикали. Такое положение дел очень нравится всем руководителям агентства.
— Как вы относитесь к идее создания единого госпредприятия в лесной отрасли, которое объединило бы все лесхозы под одной крышей?
— Как родилась эта идея? Кто-то посмотрел на счета наших примерно 240 госпредприятий, сложил неснижаемые остатки на этих счетах и увидел сумму в совокупности где-то 500 млн. грн. Возникла «бизнес-идея». На южные малолесные области из бюджета ежегодно тратилась сумма в районе 500—600 млн. грн. Зачем выбивать деньги из бюджета, если средства есть у хозяйств? Давайте объединим все кошельки, откажемся от бюджетного финансирования, и все будут счастливы.
Риски воплощения этой идеи несопоставимы с ожидаемыми выгодами. Все думают, что деньгами удобнее распоряжаться из Киева. Но решения-то должны приниматься в регионах, на местах! Если вы заберете у директора лесхоза рычаги влияния, финансовую самостоятельность, — у него не останется никаких резонов эффективно работать. Деньги-то все равно заберут!
Стали эту идею о едином госпредприятии обсуждать на разных площадках. Одна беда — не пригласили к дискуссии людей с мест, которые знают проблему изнутри. Все было построено на том, чтобы первый руководитель провозгласил о начале реформ в отрасли и отчитался о выполнении коалиционного соглашения. При этом профессиональное сообщество и коллективы остались в неведении.
И самое невероятное — никто не понимает, как собирается проводить эту реформу председатель агентства. Никто не видел полноценной дорожной карты. Существует всего одна презентация в виде десятка слайдов. И все! Что будет происходить с отраслью, каков алгоритм правовых, управленческих и организационных решений — никто не знает.
Беда в том, что люди, которые приходят сегодня в высокие кресла, пытаются найти быстрые эффектные решения. А быстрого решения тут просто нет, в данной отрасли его не существует.
Тем более что само государство обществу четко не объяснило те стратегические цели, которые мы хотим достичь в данной сфере: зачем нам лес и что мы хотим с ним делать.
Если это экологическая и социальная ценность и его нельзя рубить — тогда нужно что-то решать с деревообработчиками, с потерей ими бизнеса.
Но ведь все механизмы в мире давно придуманы и апробированы. Например, стратегия развития лесной отрасли ЕС имеет четкую привязку к глобальным целям до 2020 г. Определены параметры экономического роста и занятости, снижения влияния климатических изменений, сохранения биоразнообразия, увеличения доли возобновляемых источников энергии. Каждая отрасль, в том числе лесная, старается лучше представить себя в достижении этих глобальных целей. Общий ориентир на «зеленую» экономику и возобновимые природные ресурсы обуславливает повышение значимости лесной отрасли.
А у нас никаких целей вообще нет! С одной стороны, говорят «децентрализация», с другой — готовят монополию. Постоянно звучит «дерегуляция», в то же время возводят контролирующую вертикаль и принимают запретительные меры. Текущие решения не соответствуют декларациям.
— Раз верхи некомпетентны, почему низы, специалисты отрасли не генерируют решение?
— Лесная отрасль всегда существовала как вертикально интегрированная и дисциплинированная система. В таких системах инициатива не приветствуется. По своей природе она очень консервативна, как, впрочем, и во всем мире. Грамотных и инициативных профессионалов у нас достаточно, но сложившиеся правила функционирования системы не позволяют использовать имеющийся потенциал.
Есть отдельные примеры, когда рядовые работники активно выступают в СМИ, инициируют протестные акции, пикеты и пр. Такие поступки вызывают уважение.
В данном вопросе наиболее последовательно и упорно работает отраслевой профсоюз. Вы, наверное, не найдете больше такую производственную отрасль, которая бы смогла собрать более 32 тыс. «живых» подписей под требованием недопущения объединения в одну корпорацию.
— Распространена еще и конспирологическая теория, согласно которой в результате создания единого госпредприятия отрасль готовят к банкротству и приватизации.
— Не думаю, что это является заранее спланированной операцией по приватизации.
Н
о невооруженным глазом видна четкая тенденция по сокращению госактивов во всех сферах деятельности. Нынешние государственные мужи пришли во власть из бизнеса, и они смотрят на страну как на бизнес-модель, которую требуется «оптимизировать».
И эта модель не связана с долгосрочным планированием, учетом сложного комплекса социальных, экологических и экономических аспектов функционирования отрасли. Если в других странах обществом обсуждается, каким оно хотело бы видеть свои леса через 30 и даже 50 лет, у нас ни-кто не берется загадывать на несколько лет и даже пару месяцев вперед.
Не исключено, что череда и кумулятивный эффект таких малых тактических шагов, как запрет на экспорт древесины в круглом виде, прекращение финансирования лесной отрасли, создание единой госкомпании, ограничения на проведение рубок, логично подведут нас к тем последствиям, о которых вы говорите.
— Лес сегодня активно используется как политический повод. Встречали ли вы грамотные лесные программы у нынешних активных отечественных политиков?
— Я мало знаком с программами политических партий. Однако, по моим наблюдениям, ни одна из тех, которые находятся во власти или же оппозиции, не декларирует профессиональное отношение к лесу — так, чтобы в нем проглядывался долгосрочный государственный подход.
Лес часто играет роль разменной монеты в популистских заявлениях, рассчитанных на эмоциональное восприятие людей в условиях радикализации общественных настроений. То же происходит и в сфере управления отраслью — политики, которые приходят на год-два, лишь обеспечивают себе фонды для продолжения политической карьеры.
Рубите плантации
— Видите ли вы в украинских реалиях перспективу частного лесопользования?
— Это очень важная тема, потому что когда обсуждают вопрос лесов, все почему-то замыкаются на тех 68%, которые находятся в пользовании госпредприятий агентства.
Частное лесоводство представляет собой огромный потенциал, а также альтернативу для снижения нагрузки на леса госсобственности.
И в первую очередь здесь перспективно использование неучтенных сегодня молодых лесов на заброшенных сельхозугодьях. Этот вопрос давно перезрел. Необходимы решения по упрощению процедур целевого назначения земель. В данном случае — перевода из сельскохозяйственного назначения в лесохозяйственное. Тогда действительно лесистость возрастет, и это будут не заброшенные и лишенные древесной растительности участки, а полноценные молодые леса.
Как только собственник решит узаконить статус своих лесов, он автоматически подпадает под действие Лесного кодекса. Это налагает на него определенные обязанности — но и права также. В развитых странах и нашем законодательстве предусмотрена норма компенсации стоимости посаженного леса.
Есть интересные примеры, когда государство или же специальные фонды платят собственнику за то, чтобы он не рубил лес, который, увеличивая запас древесины и иной органической массы, обеспечивает фиксацию углерода на длительный период времени. Кроме того, мы недооцениваем современные технологии и существующий опыт лесовыращивания. Частному бизнесу интересны и выгодны проекты с быстрым возвратом инвестиций.
Поэтому во всем мире идет активное создание лесных плантаций — насаждений с сокращенным оборотом рубки. Такой период может составлять от 10 до 40 лет в зависимости от породы и целей выращивания древесины. Если вначале популярным было выращивание плантаций для получения целлюлозы, то сейчас наблюдается бум по созданию плантаций для энергетических целей. Заложив плантацию вербы или тополя здесь, в Украине, — собирать урожай можно уже через несколько лет, причем неоднократно!
Существует достаточное количество успешных проектов и в нашей стране, но переход на промышленные масштабы сталкивается с нерешенными и забюрократизированными вопросами землепользования. Огромный потенциал частного лесоводства не используется. Земля не работает на своего собственника, государство не получает налоги, а общество — продукты и полезности леса.
По моему мнению, мы пришли к тому, что выжали все возможности из предыдущей планово-административной модели хозяйствования, но так и не запустили полноценный и цивилизованный рыночный механизм в лесном деле.
— Можно ли решить общественный конфликт жестким разделением лесного фонда на два сектора — частный плантационный и государственный рекреационный?
— Частично это сняло бы некоторые вопросы и снизило напряжение. Если нужна древесина, то необходимо обращаться на рынок, но не в заповедник. Вопрос в другом — а за счет чего будет существовать и развиваться природно-заповедный фонд? Рекреация и туризм требуют значительных инвестиций, рынок экоуслуг — в зародышевом состоянии и требует для построения много времени и усилий. Все это вопросы стратегии, которой нет, а выживать нужно сегодня. Вот поэтому и продолжается использование древесины как основного источника финансирования.
— Одна из серьезных секторальных проблем — даже не то, что лес, по мнению многих, вырубается чрезмерно, а что на этом ресурсе не создается достаточная добавочная стоимость: мы просто продаем за рубеж дешевую непереработанную древесину. И даже мораторий не помогает. Почему не заработала отечественная переработка?
— Чем отличается лесное хозяйство от других отраслей, в том числе переработки? Это плановое хозяйство, с плановыми рубками. Все годы независимости ежегодный объем рубок варьировал незначительно, составляя около 15 млн. кубометров древесины. Сейчас — до 19 млн. кубометров.
В то же время перерабатывающая отрасль всегда ориентируется на рынок и зависит от его конъюнктуры. В силу сложившихся обстоятельств внутренний рынок не поглощает всю древесину, поэтому переработчики ориентированы на внешние рынки.
Есть одна интересная особенность: интеграция в цепи поставок продукции конечных трейдеров (торговых сетей) очень незначительная. Поэтому украинские экспортеры весьма чувствительны к любому кризису и колебаниям рынка. Часто это мелкий и средний бизнес, который не может выстроить долгосрочные отношения с лесными предприятиями на партнерских отношениях. Работая от заказа до заказа, они не имеют стратегии развития, вложения инвестиций, планирования в части потребления древесины.
Разрекламированный мораторий на вывоз древесины в круглом виде себя не оправдал. Как я уже говорил, любые запретительные меры неэффективны. Нет примера удачного, с точки зрения интересов всех участников рынка, применения подобных запретов. Такие решения мотивируют лишь к поиску путей для их обхода. В то время как надо ставить вопрос не о запрете, а о создании условий для развития и конкуренции, формирования цивилизованных правил торговли, стимулирования вложения инвестиций в лесопромышленный комплекс.
Хочу особо подчеркнуть, что я за создание прибавочной стоимости в нашей стране, и поэтому — за глубокую переработку древесины. Но достижение этого путем запрета абсурдно. Это срод
